Из города я не сумею забрать свой багаж, все еще находящийся в камере хранения аэропорта. А возможно ли забрать его из транзитной камеры хранения, не будучи при этом засеченной полицией и схваченной как подданная империи? Я решила не рисковать и затребовать багаж, когда буду уже за пределами Британской Канады. В конце концов, я не распаковывала эти чемоданы с тех пор, как улетела из Новой Зеландии, и если до сих пор умудрялась обходиться без них, то проживу и дальше. Сколько людей нарывались на крупные неприятности и даже отправлялись на тот свет только потому, что не желали расстаться со своим багажом, а?
Иногда мне кажется, что на плече у меня все время дремлет мой Ангел-хранитель. Всего несколько дней назад мы с Джорджем подошли прямо к нужному турникету, не моргнув глазом, засунули в компьютер карточки Жана и Жанет и преспокойненько отправились в Ванкувер. На этот раз, хотя только что объявили посадку на рейсовую капсулу, я почему-то отправилась мимо турникетов к Британо-канадскому бюро путешествий. Там было людно, и вряд ли какой-нибудь дежурный мог заметить меня и поинтересоваться: какого черта я тут делаю, но… Я все же выждала, пока не освободился терминал в самом уголке, подошла к нему, набрала код капсулы на Ванкувер и сунула в прорезь карточку Жанет.
Мой Ангел-хранитель сегодня не дремал. Я вытащила карточку, торопливо спрятала ее в сумочку, надеясь, что никто не успел унюхать запах паленого пластика, и быстренько растворилась в толпе.
Когда возле турникета я попросила один билет до Ванкувера, дежурный с сожалением оторвался от спортивной колонки в виннипегской «Свободной газете» и уставился на меня с плохо скрываемым раздражением.
— А почему это вы не пользуетесь кредиткой, как все? — спросил он.
— Вы продаете билеты? Если да, то в чем дело? Разве деньги уже отменили?
— Это не ответ…
— Я считаю, что ответила. Пожалуйста, один билет. И будьте добры, сообщите мне ваш номер и часы работы. Вы обязаны это сделать, если верить надписи над вашим затылком.
— Пожалуйста, вот ваш билет. — Он пропустил мимо ушей мое требование сообщить его номер, а я проигнорировала его неудавшуюся попытку заставить меня действовать согласно его представлениям о правилах поведения. На самом деле мне совершенно не улыбалось вступать в пререкания с его начальством, я просто хотела выдать себя за эксцентричную особу, желающую по своему странному капризу платить наличными.
Вагон был переполнен, но стоять мне не пришлось: какой-то рыцарь, забредший сюда, по-видимому, из Средневековья, встал и уступил мне место.
Он был молод, недурен собой, и его галантность явно была вызвана наличием у меня, как представительницы противоположного пола, тех же качеств. Я с улыбкой приняла его предложение, он встал надо мной, а я сделала то единственное, чем могла хоть как-то отблагодарить его, — чуть подалась вперед, давая ему возможность заглянуть мне за блузку. Юный Дон-Кихот, казалось, чувствовал себя вполне удовлетворенным — всю дорогу он прилежно глазел в нужном направлении, а мне это не стоило ни денег, ни хлопот. Я была очень благодарна ему за его интерес, избавивший меня от шестидесятиминутного стояния на ногах.
Когда мы сошли в Ванкувере, он осведомился о моих планах на обед, ибо, по его словам, если у меня нет на примете ничего определенного, он знает дивный ресторан в гостинице «Бейшор». С другой стороны, если я предпочитаю японскую или китайскую кухню…
Я сказала, что весьма сожалею, но днем мне нужно быть в Беллингеме.
Вместо того чтобы с достойной грустью принять отказ, он радостно улыбнулся:
— Какое счастливое совпадение! Я тоже должен быть в Беллингеме, но решил, что задержусь, чтобы пообедать с вами… А если так, то мы можем отлично сделать это в Беллингеме. Идет?
(Интересно, есть в международном законодательстве что-нибудь о пересечении границ с аморальными целями? И можно ли явное сексуальное устремление этого юнца рассматривать как «аморальное»? Искусственный человек никогда не сумеет понять людской сексуальный кодекс. Единственное, что мы можем, — запоминать как можно больше правил и стараться не влипнуть в какую-нибудь неприятность, но… Это не так-то просто: людские сексуальные кодексы переплетаются, как спагетти в тарелке).
Моя попытка вежливо отшить его не удалась, и мне нужно было быстро решаться на что-то: или отшить его грубо, или пойти навстречу его явным намерениям. Я сказала себе (не очень вежливо): Фрайди, ты не девочка и, если ты сразу хотела бы лишить его всякой надежды на то, что он уложит тебя в койку, это надо было сделать, когда он предложил тебе сесть на его место в капсуле! И все же я предприняла еще одну попытку:
— Хорошо, — ответила я, — идет. Но только при одном условии: я плачу за себя сама. И никаких споров по этому поводу.
Это была поганая выходка: мы оба знали, что, если он позволит мне заплатить самой за свой обед, его часовое стояние в капсуле больше не засчитывается и я ему ничего не должна. По правилам «танцулек» его галантность в капсуле тогда не предусматривает награды, и поэтому ему ничего не оставалось, кроме как…
— Хорошо, — кивнул этот грязный, похотливый, смазливый юнец, принимая условия игры.
— Споров не будет? — спросила я, с трудом скрыв свое изумленное негодование. — Я плачу сама.
— Никаких возражений, — кивнул он. — Вы явно не хотите налагать на себя ни малейших обязательств, хотя ведь это я пригласил вас пообедать, а стало быть, я и должен сыграть роль хозяина, тогда как у вас есть все привилегии гостьи. Не знаю, чем я вам так не понравился, но не буду настаивать: на уровне вокзала в Беллингеме есть «Макдоналд», я съем там один «биг-мак» и выпью кока-колы, а вы заплатите за это, после чего мы расстанемся друзьями.