Теперь взгляните на пару сотен пупков, которые вам по тем или иным причинам будет позволено увидеть. Поскольку теперь кое-кто узнал о моем кармане, вполне возможно, что среди этих двух сотен (или двух тысяч — это уж зависит от вашей общительности) найдется два или три подвергнутых такой же пластической операции. Вполне возможно, что скоро их будет множество, поскольку всякое новшество перестает быть новшеством, как только о нем знают больше двух человек. Таким образом, вскоре таможенники станут тыкать своими заскорузлыми пальцами в каждый пупок, и… я надеюсь, многие из этих офицеров нарвутся на сильный удар по глазам (или по другим местам — не менее ранимым) от разъяренных жертв — пупок, знаете ли, очень нежная штука и страшно боится щекотки.
— Фрайди, слабое место твоего кармана заключается в том, что при любом умелом исследовании…
— Это были дилетанты.
— …Или грубом допросе под наркотиком тебя могут вынудить упомянуть о его существовании.
— Это могло быть после того, как они накачали меня «болтливым соком». Пока я была в сознании, я уверена, что не говорила об этом.
— Может быть. Или слушок мог дойти до них по другим каналам, ведь несколько человек знали об этом — ты, я, три медсестры, два хирурга, один анестезиолог. Возможно, кто-то еще. Словом, слишком многие. Неважно, откуда наши противники узнали, но они вынули то, что у тебя там было. Не надо корчить постную физиономию — все, что они получили, это микрофильм с длинным перечнем всех ресторанов, переснятым с телефонной книги бывшего города Нью-Йорка за 1928 год. Наверняка где-то сейчас трудится компьютер, пытаясь подобрать ключ к «коду», что займет у него довольно много времени, потому что никакого кода там нет, а значит, нет и ключа. Этот «багаж» всего лишь фальшивка, так что расслабься.
— И ради этого я проделала весь путь на Эль-5, жрала черте что, чуть не блевала в этой проклятой «бобовой» капсуле, да еще вдобавок ко всему меня трахнули какие-то грязные ублюдки!
— Фрайди, о последнем я очень сожалею. Но неужели ты полагаешь, что я стал бы рисковать жизнью своего самого блестящего агента ради ерунды?
(Теперь вы понимаете, почему я работаю на этого самонадеянного ублюдка? Чего только не добьешься лестью.)
— Прошу прощения, сэр.
— Нащупай свой шрам от аппендицита.
— Что? — Я сунула руку под простыню и потрогала шрам пальцами, потом откинула простыню и взглянула на свой живот. — Какого черта?
— Разрез был не длиннее двух сантиметров и точно по шраму — мышечная ткань оставалась нетронутой. «Багаж» был вынут двадцать четыре часа назад из этого же разреза. С помощью ускоренного метода заживления через два дня, — так мне сказали, — ты не сумеешь обнаружить новый шрам на старом. Кстати, я очень рад, что Мортенсоны обеспечили тебя таким хорошим уходом, потому что, уверен, те искусственные симптомы лихорадки, которые пришлось у тебя вызвать, чтобы скрыть, что на самом деле с тобой происходит, были не очень-то приятны. Между прочим, там и вправду была короткая вспышка эпидемии катаральной лихорадки — где-то нарушилась герметичность.
Босс замолчал. Я, разумеется, не стала спрашивать, что же на самом деле я тащила в этом шраме — все равно он не сказал бы. Помолчав, он произнес:
— Ты говорила о возвращении.
— Обратное путешествие обошлось без приключений. Босс, в следующий раз, когда вы пошлете меня в космос, я хочу лететь первым классом — в нормальном антигравитационном корабле. А не в этой дурацкой капсуле! Не верю я в эти фокусы.
— Технический анализ много раз подтверждал, что «небесный крюк» гораздо безопаснее любого корабля. Катастрофа с «парящим тросом» была результатом саботажа, а не технических неполадок.
— Вы просто скуповаты.
— Не стану спорить с тобой, тем более, что это, по-моему, обыкновенная трусость с твоей стороны. Можешь в дальнейшем пользоваться антигравитационными кораблями, если позволят время и обстоятельства. На этот раз были свои причины — и весьма серьезные, — чтобы ты летела «бобовой» капсулой.
— Может быть и так, но кое-кто повис у меня на хвосте, когда я вылезла из этой капсулы. И как только мы остались одни, я убила его.
Я замолчала. Когда-нибудь настанет такой день и я сумею вызвать на его физиономии хоть тень удивления… Я подошла к этой теме с другой стороны:
— Босс, — сказала я, — мне необходимо пройти повторный курс тренировок с некоторой переориентацией.
— Вот как? Переориентация? Интересно, в какую сторону?
— У меня слишком быстрая реакция — реакция убийства. Я не преувеличиваю. Тот парень не сделал ничего такого, чтобы его стоило убивать. Конечно, он следил за мной. Но мне было вполне достаточно стряхнуть его с хвоста там, или в Найроби, или в конце концов вырубить его на пару часов и убраться восвояси.
— Мы обсудим это позже. Продолжай.
Я рассказала ему про «следящий глаз» и про четыре удостоверения личности Белсена, про то, как я избавилась от них, а потом про путешествие домой.
— Ты не упомянула про взрыв отеля в Найроби, — прервал он меня.
— М-мм? Но, Босс, это же не имело ко мне никакого отношения. Я уже была на полпути в Момбасу.
— Дорогая Фрайди, ты все-таки очень наивна. Огромное количество людей и громадные суммы денег были задействованы, чтобы помешать тебе выполнить задание, включая и вооруженное нападение на нашу бывшую Ферму, Ты могла хотя бы предположить, что взрыв в «Хилтоне» был произведен с единственной целью — ликвидировать тебя.
— М-мда. Босс, вы ведь наверняка знали, что дело это крутое. Неужели вы не могли меня предупредить?