Он и впрямь здорово разозлился. Я тоже.
— Я хочу это знать, Бриан!
— Наверно, их отослали в Институт ветеринарных исследований или в какое-нибудь другое медицинское учреждение. До свидания. И пожалуйста, не звони мне больше.
«Медицинское учреждение»… Мистер Смотри-под-ноги, привязанный к операционному столу, а над ним студент-практикант со скальпелем, режущим его маленькое, пушистое тело… Нет, я не вегетарианка и не стану спорить с тем, что невозможно обойтись без опытов над животным в науке. Но, Господи, если Ты все же есть где-нибудь, ну, не давай ты делать это с теми, которых вырастили и воспитали так, что заставили их думать, будто они тоже люди!.. Мистер Смотри-под-ноги, почему же я чувствую, как ты трешься и трешься о мою ногу, ведь ты — в «медицинском учреждении», а остальные — наверняка мертвы. И все же, если бы летали полубаллистики, я плюнула бы на все, сорвалась с места и первым же рейсом слетала в Новую Зеландию — пусть хоть один шанс из тысячи, но я попробовала бы спасти своего старого друга. Однако без современного транспорта Окленд был дальше, чем Луна-Сити, и ничего тут уже не сделаешь…
Я вспомнила весь курс тренировок по самоконтролю, собрала волю в кулак, выкинула из головы все, с чем ничего не могла поделать. А между тем мистер Смотри-под-ноги по-прежнему терся о мою ногу.
На терминале мигал красный сигнал. Я посмотрела на часы и сообразила, что прошло как раз около двух часов с тех пор, как я уселась за компьютер. Значит, звонит наверняка Тревор.
Ну что ж, приходи в себя, Фрайди! Умой мордашку холодной водой, спустись вниз и дай ему возможность уговорить тебя… Или сразу скажи ему, чтобы поднимался, затащи его прямо в постель и поплачь у него на груди — во всяком случае сначала… Сейчас у тебя, конечно, маловато желания, но… уткни морду в теплое мужское плечо, расслабься, и ты очень быстро заведешься. Ты ведь сама это знаешь. Женские слезы здорово подстегивают мужиков, уж это ты знаешь на собственном опыте (Садизм? Мазохизм? Какая разница — главное, это дает нужный эффект!) Давай же, зови его. Закажи выпивку. Может быть, немного губной помады? Нет, к черту, все равно она надолго там не останется… Позови его, затащи в эту широкую койку и ублажи себя как следует своими стараниями как следует ублажить его. Вложи в это все… все, что можешь!
Я соорудила на лице дежурную улыбку и ответила на звонок. Со мной говорил гостиничный компьютер:
— У нас для вас коробка с цветами. Разрешите поднять ее вам наверх?
— Да, конечно. (Неважно, от кого она, в любом случае коробка с цветами — это гораздо приятнее, чем удар рыбьим хвостом по голому брюху).
Раздался звонок портье-автомата, я открыла дверь, и у меня в руках очутился пакет размером с детский гробик. Чтобы распечатать, мне пришлось положить его на пол…
Дивные алые розы на длинных стеблях! Я решила подарить Тревору больше, чем Клеопатра в ее лучшие денечки. Перестав ахать, я открыла конверт, лежавший рядом с розами, ожидая увидеть визитку или коротенькую записку с просьбой спуститься вниз или что-то в этом роде, но…
Записка была длинной — целое письмо:
...Дорогая Марджори, я надеюсь, ты примешь эти розы не менее радушно, чем приняла бы меня самого.
(«… Приняла бы»? Какого черта? Ладно, что там дальше?)
...Должен признаться: я сбежал. Есть причина, заставившая меня понять, что я не должен больше навязывать тебе свое общество. Я не женат. Я не знаю, кто та очаровательная дама на фотографии, что я тебе показывал, я нашел это фото случайно, уже не помню где. Как ты изволила заметить, моя порода не годится для брака. Моя дорогая леди, я искусственный человек, да-да, «мать моя пробирка, скальпель — мой отец». Поэтому мне непозволительно оказывать знаки внимания живорожденной женщине. Конечно, я живу под видом человека, но мне лучше сказать тебе правду, чем продолжать свои ухаживания — ведь так или иначе ты все равно узнала бы правду, только… позже, потом, а это не совсем честно. Да-да, ты все равно узнала бы, потому что я отношусь к дурацкой породе правдолюбцев и наверняка сам бы сказал тебе. Потом. Так что уж лучше я скажу сейчас, чем обижу тебя позже.
Конечно, мое второе имя вовсе не Андреас — у моей породы вообще не бывает вторых имен, как, впрочем, и семьи. Но, знаешь, напоследок я не могу не сказать тебе, что мне очень хотелось бы, чтобы ты тоже была ИЧ. Ты очень симпатичная (к тому же очень сексуальная), а твоя манера болтать о вещах, в которых ты ничего не смыслишь (таких, как, скажем, ИЧ) — не твоя вина. Ты напомнила мне маленькую фокстерьершу, которая была у меня когда-то. Она была очень милая и ласковая, но охотно сразилась бы с целым светом в одиночку, если бы такая мысль пришла ей в голову. Сознаюсь, собак и кошек я люблю больше, гораздо больше, чем многих людей: ведь они ничего не имеют против моей породы, во всяком случае они никогда не презирали меня за то, что я — не человек.
Я протерла глаза, высморкалась, сбежала вниз, промчалась через вестибюль, потом через бар, вниз к выходу на гравивокзал, встала у турникета, мимо которого все шли на посадку, и стояла… И стояла, и ждала-ждала-ждала, пока полицейский не стал коситься на меня и в конце концов не подошел ко мне и не спросил, что мне надо и чем он может мне помочь.
Я сказала ему правду или часть правды, и он отошел. А я ждала и ждала и, наконец, он снова подошел ко мне и сказал:
— Слушай, если ты настаиваешь на своей версии, мне придется попросить тебя предъявить твою лицензию и медицинское свидетельство, и если что-то там окажется не в порядке, задержать до выяснения. Мне не хочется этого делать, у меня дома дочка, ей столько же лет, сколько тебе, и мне не хотелось бы думать, что у нее могут возникнуть такие же неприятности с полицией. Поверь мне, это дело не для тебя. Любой, кто на тебя посмотрит, сразу поймет, что тут нужны девки покруче.